Скарлет сегодня снился дивный, сказочный сон.
Толком вспомнить, где же она побывала во сне, девушка не могла, но была уверена, что там было что-то очень хорошее. Воодушевляющее. Ностальгическое немного: Скарлет сумела на грани сна и яви ухватить за хвост что-то такое давно забытое, неуловимое, прозрачное, что к груди подкатило щемящее чувство, будто она нашла какую-то прежде любимую, но потерянную вещь. Только какое-то резкое падение в никуда по пробуждении испортило магическое почти впечатление, словно обрубив тесаком.
Ноги неслышно ступали по тропке, ведущей прямиком к домику бабушки. Старушка снова занемогла, и сёстры решили, что стоит её навестить сегодня же. Все единодушно признали, что бабушке нужно внимание и забота, но с наступлением утра ни одна из них не поднялась с постели, и Скарлет решила не будить их насильно. В выходной день они могли бы и поспать подольше. По крайней мере, так у них будет меньше времени, чтобы натворить глупостей.
Было чудесное, юное, молодое утро. Природа уже проснулась, но ещё не раскрылась, не распустили бутонов цветы, даже птицы только изредка чирикали, ленясь петь.
Кожа шла ещё гусем, даже сквозь накидку Скарлет чувствовала холодную свежесть воздуха, мягкие тканевые сапожки тоже не могли полностью защитить от прохлады не согревшейся ещё после ночи земли.
Можно было не спешить. Эти моменты, когда Скарлет была предоставлена сама себе и не обязана была куда-то бежать и за кем-то следить, казались поистине бесценными. Подумать о чём-то своём девушка вроде бы могла, да только думать было не о чем. Просто было хорошо.
Лес шумел кронами, перешёптывались о чём-то деревья, и Скарлет поневоле сходила с тропинки, чтобы побродить между деревьями немного. Куда торопиться? Лес большой, деревья уходят вершинами к самым небесам, но он добр к путникам, и всё равно проторенные тропки выведут Скарлет рано или поздно к избушке бабушки.
Можно недолго и прогуляться.

Музыка природы, музыка леса... Это было ближе всё-таки маленькой Роуз, которая острее и чутче других ощущала свою близость к тому, что лежало за пределами города - непознанному и немного дикому.
Скарлет не слишком любила ходить по лесу, слушать ветер и листву, ходить на спрятанное в глуши озеро... Но здесь, среди деревьев и кустов, в полумраке крон, было спокойно и хорошо. Здесь не нужно было притворяться, что ты не одинока. Одиночество гораздо легче переносить, когда вокруг нет людей. В их обществе как-то тоскливее ощущается осознание собственной никому не нужности. Без поднадоевших лиц вокруг как-то не так обидно.
Нет, в лесу всё-таки хорошо. Свежий разреженный воздух, естественные для леса звуки: хлопанье крыльев вспорхнувшей птицы, потревоженные белкой где-то высоко ветви, внезапный стрёкот невидимого сверчка, звуки музыки... Музыки?
Скарлет даже остановилась как вкопанная, когда поняла, что посреди густого тёмного леса услышала быструю, немного тревожную мелодию. Она подумала даже, что воображение разыгралось - шутка ли, но льющийся из неоткуда вальс даже показался ей знакомым. Быть может, откуда-то из прошлого? Из времён, когда девочка ещё училась и была с головой погружена в мир сонат и увертюр. Когда для них ещё находилось время.
"Лесная серенада... Кто-то играет мою мелодию..."- несётся несознанно в голове.
В груди Скарлет щемит, и она невольно подносит руку к сердцу. Так странно. Так смешно, так нелепо и волшебно!
Она опускает веки, чувствуя, как увлажняются глаза. Теперь, прислушиваясь, понимает, что музыка реальна. Нежный, болезненный звук пианино пронзает одежду, проходит сквозь кожу и пробирает до костей. Миновав рёбра, обволакивает самое сердце, и девушка уже идёт на этот бессовестно родной, откровенно зовущий к себе звук.
Свет впереди пробивается сквозь стволы деревьев. Скарлет прибавляет шагу, и ей начинает казаться - начинает пробиваться тревожная виолончель. Через музыку мелькает иногда лязг - это цепи? Или чьи-то когти? Не разберёшь.
Всё равно. Она уже сочинила себе образ того, что увидит. Сама себе нарисовала странный мотив, в такт которому движутся её ноги и клокочет сердце.
"Длинные тонкие пальцы нежно касаются моих клавиш"- почти шепчет губами Скарлет, и на какой-то момент возвращается из опьянения к реальности. Она стоит уже посреди театра под открытым небом. Как всполохи крови, алеют на бледно-зелёной траве скамейки с облупившейся краской, фонарный столб, от которого словно по радиусам расходился причудливый узор на земле... И сцена. Эта невысокая сцена, впрочем даже слишком хорошо устроенная для такого места. Алый, яркий занавес над сценой крепился на механизме, который способен был сам опускаться и подниматься. Лаконичный узор плитки, причудливые колонны-опоры... Сцена завораживала, Скарлет едва могла подавить желание подняться на неё и медленно пройтись, осматриваясь.
Но не смела: на сцене продолжалось действо, которое и привело сюда девушку. Всё пространство сцены было пусто, лишь выглядящее очень старым и до безумия напоминающее её собственное, домашнее деревянное пианино.
Человек, сидевший за ним, не светился и не пульсировал, источая жизнь, как иные музыканты. Он скорее всего себя выжимал в музыку, льющуюся из-под пальцев. Платиновая седина венчала его голову, и что-то не позволяло Скарлет оторвать взгляда от мужчины. Что-то, что было сильнее её, какие-то невидимые глазу ниточки.
А он играл, играл, играл, и от одной этой игры Скарлет готова была плакать чистыми, искренними слезами. Она переполнилась одновременно любовью и болью, жизнь полилась через края век солёной водой, и тут же захлестнула пустота: сначала ничем не обоснованная, а затем - вполне явственная, когда в последний раз опустил свои хрупкие, но сильные пальцы на клавиши неизвестный пианист.
И кланялся он невидимым зрителям, будто бы сам для себя, но Скарлет знала - этот поклон только для неё, случайной свидетельницы таинства.
Апплодисменты раздались в звенящей тиши. Хдопки всего двух ладоней - более громкие и страстные, чем если бы несколько сот зрителей разом грянули рукоплескать.
Она стояла в десяти шагах от него и не могла ни слова вымолвить. Смотрела только завороженно и преданно в его лицо, черты которого ускользали, казалось, от взгляда...

Он не пугается и не сердится, когда видит, что в театре есть живой зритель. Вряд ли здесь часто случаются аншлаги, но таинственный пианист ничуть не смущён тем, что его игру оценил кто-то со стороны.
Он скорее несколько удивлён чьим-то присутствием, его улыбка освещена лёгким изумлением, но быстро теплеет, и становится немного самодовольной, но не злой.
"Добрый, добрый, добрый... вечер? Я выходила рано, быть может, время пролетело быстрее, чем обычно?"- рассеянно думает Скарлет, на деле ничуть не заботясь о времени, проведённом в лесном театре. Для неё оно пролетело как минута, если не меньше.
Он двигается к ней, приветствуя её. Его голос так же чист и совершенен, как его игра, он проникает сквозь слуховые каналы в самое сердце и обволакивает его своими звуками, и тянет, тянет, тянет к себе неумолимо, не давая ни единого шанса на отступление.
- Здравствуйте,- Скарлет кивает и делает шаги навстречу пианисту. Они идут в такт друг другу, ступая будто в унисон. Всего несколько шагов - как танец, салют друг другу, прелюдия к длинной и красивой сонате. Почему-то Скарлет решила, что знакомство будет иметь продолжение. Творческое, разумеется.
- Я никогда здесь раньше не была и не слышала, как вы играете... Вы часто здесь играете? Что это за место?- как можно более вежливо и ненавязчиво поинтересовалась девушка, хотя отчего-то ей казалось, что ответы ей известны, стоит только поискать хорошенько внутри себя.
Они останавливаются на благородном расстоянии друг от друга - так, чтобы видеть только глаза. И ничего кроме глаз.
- Вы хорошо сыграли,- произнесла Скарлет, кажется, вкладывая в эти слова большее, чем можно было выразить с их помощью. В её тоне звучала... некая признательность таинственному пианисту, смесь благодарности и благоговения. Девушка не знала, как точнее выразить всю гамму переполнявших её чувств, но пусть с ним: её глаза говорили больше, чем могли произнести алые губы.